«И сырость до костей, и крик вороньих стай, – Всё это жизнь моя, моя дорога в рай…»
«Зачем ты вновь меня томишь, воспоминанье?
Осенний день хранил печальное молчанье,
И ворон нёсся вдаль, и бледное сиянье
Ложилось на леса в их жёлтом одеянье.
Мы с нею шли вдвоем. Пленили нас мечты.
И были волоса у милой развиты, –
И звонким голосом небесной чистоты
Она спросила вдруг: «Когда был счастлив ты?»
На голос сладостный и взор её тревожный
Я молча отвечал улыбкой осторожной,
И руку белую смиренно целовал.
– О первые цветы, как вы благоухали!
О голос ангельский, как нежно ты звучал,
Когда уста её признанье лепетали!»
(Поль Верлен, «Никогда вовеки». Перевод Ф. К. Сологуба)
«…Есть область искусства, которая иногда (правда, редко, случайно и прихотливо), но всё же доносит нам наиболее интимные, наиболее драгоценные оттенки голосов тех людей, которых уж нет. Это – ритмическая речь – стих.
Не всякий поэт и не всякий стих обладают этими тайнами голоса. У величайших из мировых поэтов нет этого дара, и самое большее, что можем мы расслышать в их стихах, – это голос драматический и голос музыкальный.
Интимный же живой голос звучит у поэтов часто несравненно менее гениальных и искусных.
Как определить, что такое интимный голос поэта, звучащий в стихе?
Из каких сочетаний, ритмов, созвучий и напевностей слагается он?
Но он есть.
Часто бывает он спутником поэтов наивных и простодушных и всегда поэтов лирических.
Он прихотлив, он не находится ни в какой зависимости от размеров таланта.
Я слышу, например, звуки интимного голоса у М. Лермонтова, но не слышу их у А. Пушкина.
Их нет у Ф. Тютчева, но есть у А. Фета и ещё больше у Я. Полонского.
Из современных поэтов этим даром в наибольшей степени владеет А. Блок.
Но есть один поэт, всё обаяние которого сосредоточено в его голосе. Быть может, из всех поэтов всех времён стих его обладает голосом наиболее проникновенным. Мы любим его совсем не за то, что говорит он, и не за то, как он говорит, а за тот неизъяснимый оттенок голоса, который заставляет трепетать наше сердце.
Этот поэт – Поль Верлен.
Этот старый алкоголик, уличный бродяга, кабацкий завсегдатай, грязный циник, обладает неотразимо искренним, детски чистым голосом, и мы, не веря ни словам, ни поступкам его, верим только голосу, с безысходным очарованием звучащему в наивных поэмах его.
И вопреки всем обстоятельствам его жизни, каждому, кто о нём говорит, неизбежно приходит на уста это слово – ребёнок!
“Верлен, – говорит Коппе, – на всю жизнь остался ребёнком! Как ребёнок, был он беззащитен, и жизнь жестоко и часто ранила его”.
“Верлен – варвар, дикарь, ребенок... – говорит Ж. Леметр, – но в душе этого ребенка иногда звучат голоса, которых никто не слышал до него”.
“Ребенок! Да!.. Но испорченный ребенок”, – наставительно и сурово прибавляет Р. де Гурмон».
Так сказал о Поле Верлене поэт, художник и литературный критик Максимилиан Александрович Волошин (Кириенко-Волошин) в работе «Поль Верлен. Стихи, избранные и перевёденные Федором Сологубом» .
Исчерпывающая характеристика, на наш взгляд. Однако масштаб личности французского поэта-символиста, одного из основоположников литературного импрессионизма и символизма Поля Мари Верлена столь огромен, что и слова М. Волошина, который и сам был далеко не первым почитателем П. Верлена, «потонули» в последующем огромном массиве исследовательских работ, посвящённых творчеству автора «Сатурнической поэмы» и «Романсов без слов».
В 2024 году, 30 марта, исполняется 180 лет со дня рождения Поля Верлена.
«Этого поэта нельзя судить, как человека здравомыслящего, – говорит Анатоль Франс. – У него есть идеи, которых нет у нас, потому что он знает, и гораздо больше, чем мы, и несравненно меньше. Он бессознателен, и в то же время он один из тех поэтов, которые приходят не чаще, чем раз в столетие. Вы утверждаете, что он сумасшедший? Я тоже думаю это. Он сумасшедший, вне всякого сомнения. Но осторожнее, потому что этот безумец создал новое искусство, и нет ничего невероятного, если о нём когда-нибудь станут говорить, как говорят теперь о Франсуа Вийоне, с которым он так схож: это был лучший поэт своего времени».
«Право, и дьявол тут мог бы смутиться.
Я опьянел в этот солнечный день.
Что было хуже: сама ли певица
Или тупая её дребедень?
Под керосиновой лампой пьянино...
Дым, изо всех наползавший углов...
Печень больная была ли причиной,
Но я не слышал собственных слов,
Всё расплывалось в каком-то угаре,
Желчь клокотала во мне, как фонтан.
О, эти арии в репертуаре
Хари, укрытой за слоем румян!
После мороженого я скоро
Вышел на воздух в открытый сад,
Где с меня не сводили взора
Три мальчугана с глазами трибад.
Эти бездельники за парапетом
Станции стали ещё наглей.
Я заорал на них, но при этом
Пепла наелся сигары своей.
Вот и конец наважденью: я – дома!
Кто-то мне на ухо шепчет... Нет,
Это не явь, а всё та же дрёма!
К счастию, ночь на исходе... Рассвет...»
(Поль Верлен, «Сатурническая поэма»)
Биография Поля Верлена… только одна биография этого поэта – огромная по силе звучания поэма, таящая, однако в себе соблазн «скатиться» к описанию салонов и публичных домов, посещаемых П. Верленом, количеству выкуренного гашиша и выпитого им абсента, не считая пива, скандалов и дебошей, избиений жены Матильды, тюремного заключения, и иных «излишеств нехороших». И конечно, специфических отношений с Артюром Рэмбо.
Мурашкинцева Елена Давидовна, переводчица, кандидат филологических наук, доцент Кафедры сравнительной истории литератур историко-филологического факультета Института филологии и истории Российского Государственного Гуманитарного Университета (РГГУ) и автор книги «Верлен и Рембо» напомнила известное: «Рембо и Верлен всегда стоят рядом, ибо биография одного немыслима без детального рассказа о другом. При этом знакомство их продолжалось менее четырёх лет: впервые встретившись в сентябре 1871 года, они навсегда расстались в феврале 1875 года. Это были две диаметрально противоположные натуры, в которых, однако, имеются “странные сближенья”. Сама природа словно поставила эксперимент, столкнув двух столь разных поэтов. Не случайно историю их взаимоотношений иногда сравнивают с древнегреческой трагедией в двух актах с катастрофической развязкой в финале».
«В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Два призрака сейчас прошли вдвоём.
Их губы дряблы, взор померк, и плечи
Поникли, – и едва слышны их речи.
В старинном парке, в ледяном, в пустом,
Две тени говорили о былом.
– Ты помнишь ли, как счастье к нам ласкалось?
– Вам нужно, чтоб оно мне вспоминалось?
– Всё ль бьётся сердце моему в ответ?
Всё ль я во сне тебе являюсь? – Нет.
– Ах, был же миг восторга небывалый,
Когда мы губы сблизили? – Пожалуй.
– О, блеск надежд! О, синева небес!
– Блеск в небе чёрном, побеждён, исчез.
Так в бурьяне они брели устало,
И только полночь их словам внимала».
(Поль Верлен, «Чувствительное объяснение»)
Поль Верлен за свою короткую жизнь (51 год – что, впрочем, больше чем было отмерено Жану Николя Артюру Рембо, скончавшемуся в 37 лет) успел не только обессмертить своё поэтическое имя, но и изрядно «накуролесить» – так, что, биографам его есть над чем «поколдовать» красноречивым пером. Так, интересующимся жизнью великого поэта можем порекомендовать книгу французского литературоведа Пьера Птифиса «Поль Верлен» и, заодно уж, и его же книгу «Артюр Рэмбо». Там всё в деталях: «У Верлена было всё: и друзья, и успех. Это был самый весёлый и приветливый друг, какого только можно представить. К сожалению, на его репутацию легла тень: он пил, теперь уже не для забвения, а ради удовольствия. Его друзья были поражены, увидев губительное действие пива, абсента, коньяка и джина на его мозг. Эти напитки доводили его до известного “восторженного” состояния, и тогда наружу выступала агрессивность и даже настоящая ярость.
Однажды ночью, ближе к двум часам утра, покинув салон Нины, где он употребил изрядное количество “горячительного”, Верлен решил отправиться с Лепеллетье в “Пре Кателан”, кафе-ресторан в Булонском лесу, где гуляки “отрезвлялись” молоком и сырыми яйцами. Но вместе с молоком и яйцами он выпил ещё и водки, из-за пустяка поссорился с соседями по столу и ушёл оттуда сильно возбуждённый, еле держась на ногах. Лепеллетье, посчитав, что прогулка успокоит Поля, повёл его в аллею Императрицы. Но Верлен вдруг остановился и заявил, что хочет вернуться в “Пре Кателан”, чтобы разобраться с теми людьми, так как они, по его словам, оскорбили его. Лепеллетье пытался отговорить друга. Но тот в бешенстве обнажил шпагу и закричал: “Ах так! Ты с ними заодно, я из тебя шашлык сделаю!” Лепеллетье увернулся, а Поль бросился за ним сквозь заросли, споткнулся и упал, громко выругавшись. На крик явился полицейский. Мгновенно успокоившись, приятели побежали к Пор-Майо. В вагоне поезда на Малом Кольце Верлен заснул, проехал Батиньоль и вышел только в Сен-Лазаре. Домой к матери он вернулся к 10 часам утра.
Подобные выходки случались все чаще и чаще. Как-то раз друзья еле удержали его: он решил отправиться в Тюильри убить императора!..».
«Попойки в кабаках, любовь на тротуарах,
Когда намокший лист летит с платанов старых,
Когда разболтанный, как будто сам он пьян,
Железа, дерева и грязи ураган,
Вихляясь, омнибус гремит кривоколёсый,
И красный глаз его дрожит во тьме белёсой,
И каплет с крыш, и льёт из водосточных труб,
Когда рабочие бредут на вечер в клуб
И полицейским в нос дымят их носогрейки,
Расквашенный асфальт, осклизлые скамейки,
И сырость до костей, и крик вороньих стай, –
Всё это жизнь моя, моя дорога в рай».
(Поль Верлен, «Попойки в кабаках, любовь на тротуарах…»)
Исследователи иного толка расскажут желающим о специфике творчества П. Верлена в других выражениях: «Исследуя внутренние созвучия в верленовском стихе и их сочетания с внешними, мы обнаружили следующие наиболее характерные виды этих созвучий и их связей с клаузальной структурой стиха: синтагменная рифма, синтагменный ассонанс, синтагменная эпифора, скользящая рифма, скользящий ассонанс, вариантная рифма, вариантный ассонанс, спорадические созвучия, опорно-рифменное слово, опорно-рифменный повтор, подготовление рифмы, нагнетание рифмы, – писал кандидат филологических наук, автор многих научных работ, переводчик и поэт Юрий Иванович Ороховацкий в работе «О гармонической структуре стихов Поля Верлена», – Под синтагменной рифмой мы разумеем созвучие двух или более значимых слов (или их окончаний), находящихся перед цезурой, четко обозначенных ритмически, интонационно, а иногда рельефных и по смыслу. Простейшим примером синтагменной рифмы являются рифмующие глагольные формы».
Своё понимание природы поэтического творчества сам П. Верлен изложил в стихотворении «Поэтическое искусство», написанном в 1874 году, но напечатанном лишь в 1882 году.
«О музыке на первом месте!
Предпочитай размер такой,
Что зыбок, растворим и вместе
Не давит строгой полнотой.
Ценя слова как можно строже,
Люби в них странные черты.
Ах, песни пьяной что дороже,
Где точность с зыбкостью слиты!
То – взор прекрасный за вуалью,
То – в полдень задрожавший свет,
То – осенью, над синей далью,
Вечерний, ясный блеск планет.
Одни оттенки нас пленяют,
Не краски: цвет их слишком строг!
Ах, лишь оттенки сочетают
Мечту с мечтой и с флейтой рог.
Страшись насмешек, смертных фурий,
И слишком остроумных слов
(От них слеза в глазах Лазури!),
И всех приправ плохих столов!»
В 1885 году поэт и теоретик «искусства для искусства» Теодор де Банвиля так писал в письме к П. Верлену: «Порой Вы плаваете так близко от границ поэзии, рискуете попасть к музыке! Кто знает, возможно, Вы и правы».
«Я в чёрные дни
Не жду пробужденья.
Надежда, усни,
Усните, стремленья!
Спускается мгла
На взор и на совесть.
Ни блага, ни зла –
О, грустная повесть!
Под чьей-то рукой
Я – зыбки качанье
В пещере пустой...
Молчанье, молчанье!»
(Поль Верлен, «Я в чёрные дни…»)
Лирический герой П. Верлена со временем всё глубже погружается в апатию, поэт воспевает смерть, несущую вечный покой…
Смерть пришла. П. Верлен умер от воспаления лёгких, простудившись на холодном полу, куда он упал с кровати в квартире своей последней любовницы – у женщины не хватило сил поднять его.
«Два пьяных рейтара, на стремена привстав,
Увидели во рву, в грязи, костяк безмясый,
Добычу волчьих стай, – презрения припасы,
Где избежал зубов едва ль один сустав.
Но череп, уцелев, осклабился меж трав,
Да так, что мы такой не вынесли б гримасы.
Но, чужды мистике, отважные Фракассы
Решили (вздрогнул бы при этом сам Фальетаф),
Что это винный пар в них бродит: нахлестались!
И что мертвец во рву, завистливо оскалясь,
Пожалуй бы, не прочь и сам винца хлебнуть.
Но так как это грех – смеяться над Могилой,
Скелет, вдруг выпрямясь в своей постели стылой,
Махнул им, чтоб они свой продолжали путь…»
(Поль Верлен, «Скелет»)
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
