«Я влетел в литературу на крыльях «Пионерской правды».
«Зинку ссадили с Рыжего у самого ее двора. Хотели взять под руки, чтоб помочь ей доковылять до порога, но она вырвалась, чмокнула одуревшего от усталости Афоньку и вприпрыжку побежала домой. С порога крикнула, заливисто и радостно смеясь:
— Одурили дурака на четыре кулака! Спасибо, Афоня!
Рыжий опустился на землю. Он мог вынести насилие над собой. Но обмана, такого обмана от девчонки, от конопатой Зинки, которая больше всех донимает его своими дразнилками, такого он перенести не мог. На глазах у целой толпы огольцов она посмеялась над ним безнаказанно.
У него не было сил, чтоб в голос заплакать. Злость трясла его. Окружавшим его ребятам показалось, что Рыжий беззвучно плачет.
— Ну что, Афоня, — спросил подошедший Антон, — будешь убивать аистов? Будешь колхозное сено губить?
Афонька молчал и тогда за него ответил Яшка:
— Не будет. Ну что он, дурак, что ли? Давайте, ребята, расходиться по домам. И чтоб никто об этом ни гу-гу. Он перед нами провинился — мы его и наказали. Должен понять, что не только нам вредит. А не поймет, тогда пусть с ним председатель да участковый занимаются.
С тем и разошлись. Расставаясь с Антоном, Яшка неожиданно спросил его:
— Ты когда-нибудь рыжие камни видел?
— Видел. Под кручей около Самары. Там еще родник бьет. А что?
— Да так, ничего, — неопределенно ответил Яшка. — В горах встречаются камни ржавые, как железка.
— Ну и что? — недоумевал Антон.
— Я тебе уже говорил, что лазутчик Ашир-бея, которого в перестрелке смертельно ранили, повторял одно и то же: «ржавый камень», «ржавый камень». Если подумать, то может в этих словах и смысл есть. Понимаешь?
Антон откровенно признался:
— Ничего не понимаю.
— А я начинаю понимать, — тут Яшка неожиданно встрепенулся, вскинув лицо к небу. — Гляди, гляди. Звезда упала. И прямо на восток. Держи руку. Не пройдет и месяца, как я привезу тебе разгаданную тайну Змеиной пещеры».
(Анатолий Евтушенко, «Тайна Змеиной пещеры»)
«Нашенским казаком по рождению Анатолий Григорьевич не был, но авантюрность казачья проглядывала в нем несомненно. Определив жанр своей книги «Дон мой дом» как были и небылицы, он явно тяготел ко второму. И тем не менее жить стремился независимо. Издавая многие книги за собственный счет, умудрялся как-то реализовывать их по приличной цене – оправдывал затраты, не бедствовал, планировал очередное коммерческое издание».
(Татьяна Брыксина, «Ипостаси: о них, о нас, обо мне»)
В 2024 году, 10 марта, исполняется 95 лет со дня рождения волгоградского писателя Анатолия Григорьевича Евтушенко.
…«Волгоградский писатель» - это такое условное определение, в целом весьма расплывчатое, ибо многие из них на свет появились далеко за пределами региона; другие родились здесь и жизни проживали в отдаленных районах области, в Волгограде появляясь лишь от случая к случаю… С другой стороны, определение весьма бескомпромиссное – тому свидетельством является запись в учетной карточке регионального отделения Союза писателей, преимущественно, СССР, а позже, России. А есть еще одно: «волгоградские писатели» творят на волгоградской земле, не иначе, подпитывая свои творческие силы мощью, - во всех смыслах, - здешних мест.
Вот и Анатолий Евтушенко на свет появился в Петропавловском районе Днепропетровской области УССР – в коммуне Колос. В 1934 году семья переехала в село Добринка (тогда Центрально-Чернозёмной области, ныне Липецкой области), где отец будущего писателя получил должность председателя колхоза. В Добринке Толя сел впервые за школьную парту.
В 1941 году отец писателя ушел на фронт. Ему посчастливилось уцелеть в горниле страшной Великой Отечественной войны – победитель вернулся, и вскоре перевез семью в старинный город Билев Тульской области. Здесь Анатолий пошел учиться в 9-й класс вечерней школы рабочей молодежи, одновременно работая токарем-универсалом на заводе имени К. Ворошилова на изготовлении корпусов для реактивных снарядов. Отсюда в 1949 году его призвали в армию. Служил в авиационном училище им. Марины Расковой, затем курсантом училища военных летчиков штурмовой авиации. Летать медики запретили, и по совету авиаконструктора Туполева будущий писатель стал мастером по авиационному вооружению.
Возвращаясь к мощи земли донской, сталинградской, волгоградской:
«Долгие годы живя в России, неизбывно лелеял надежду возврернуться к своим родительским истокам на берега Днепра. Сердечная маета точила меня не только в яви, но и во сне. Притяжение родины сродни притяжению земному. Оно в крови, в босых ступнях, в каждом звуке родной речи.
И вдруг… Как здорово, что оно случается с каждым из нас, это «вдруг». Я наткнулся, набрел в своих мытарствах на донское казачество. Набрел и захворал, закручинился, заблажил новой для себя неизбывностью. Мне привиделось, что, заблудившись, я оказался в объятиях близкой родни. Как сладко пелось и пилось мне в казачьем курене с правнуками хуторского атамана, истребленного когда-то, как и мои деды, чумой революции. Дохнуло, опалило пламенем Запорожской Сечи. Стихия казачьего донского говора закружила голову, убаюкала душу прародными интонациями.
Тут и прикипел, тут и завершились мои мытарства по свету. С той поры врастаю корнями в землю Придонья. Слова Дон и Дом слились в моём дыхании. Над Доном и Днепром своды общего Храма и общая вечная Вера. С ними моя Надежда и Любовь. Об этом мои заметы».
(Анатолий Евтушенко, из авторского предисловия к сборнику «Дон мой Дом»).
Сам Анатолий Евтушенко много позже в автобиографии признался: «Я влетел в литературу на крыльях «Пионерской правды». Первая повесть и первый успех. Сотни писем, рисунков от ребят всех широт. Двадцатимиллионный тираж газеты, ее всеохватность читательской аудитории, похвалы, поздравления… Для начинающего автора мало не показалось. Поддержка Константина Симонова и еще одного Константина, но уже Паустовского… Само собой, гонорары… Для низкооплачиваемого журналиста… Сильное кружение головы…».
Но начинал прозаик, драматург и журналист Анатолий Евтушенко, как водится, со стихов. Его первое стихотворение появилось в саратовском альманахе «Огоньки». Почему в саратовском? Да потому, что в 1952 году юноша поступил на заочное отделение филологического факультета Саратовского университета. С 1955 по 1962 год работал в театрах Саратовской и Волгоградской областей (Энгельс, Вольск, Урюпинск), занимался драматургией. Печатался под псевдонимом Ан. Гревт.
Профессиональная журналистика началась для него с урюпинской газеты «Знамя». Затем, с конца 1960-х, более пятнадцати лет работал редактором фроловской районной газеты «Вперед». К этому времени был он уже автором книги — повести «Орленок Красного Хопра», увидевшей свет в 1966 году в Нижне-Волжском книжном издательстве. Рассказы А. Евтушенко публиковалась и на страницах советской литературной периодики.
Но именно на фроловской земле, начиная с 1970-х годов, были написаны им самые популярные книги - «Жил в станице мальчишка» (1970), «Тайна змеиной пещеры» (1974), «Рыцари исчезнувшего озера» (1981). А. Евтушенко обрел добрый статус «детского писателя», но в перестроечные годы стал автором отнюдь «не детских» книг с «говорящими» названиями «Смута» (1992), «Миражи» (1992). В 2000-м вышли книги «Гнездовье орлана» и «Дон — мой дом».
«…В середине марта 1989 года группа волгоградских литераторов приехала во Фролово на шестидесятилетний юбилей Евтушенко. Само торжество, хорошо продуманное и горделивое, при полном зале местного и приезжего народа проходило в районном ДК. Об отношении юбиляра к себе и его безусловной популярности у фроловчан говорило многое: вереница дарителей-поздравителей, зачитывание телеграмм со звучными подписями, казачьи танцевальные вихри с гиканьем и сабельным звоном, короткие, но смысленые рассказы о творческом пути, подаваемые Анатолием Григорьевичем как бы от некуда деться, – простите за нескромность, но ведь юбилей! Оно и в самом деле так.
Сидя в зале, мы любовались виновником торжества – крупным, улыбчивым, уверенным в себе человеком, который и с Евгением Халдеем дружил, и с Константином Симоновым встречался накоротке, и с Ильей Эренбургом был знаком, корректировал свою трудовую биографию согласно советам знаменитого авиаконструктора Туполева, композитора Пономаренко называл Гришей, а громкого своего однофамильца – просто Женей. Славных имен называлось много, и я диву давалась неожиданной обширности житейского и творческого поля, в пространствах которого так легко обретался наш скромный, казалось бы, друг и литератор. Пишу об этом без иронии, потому что так оно и было, лишь я мало знала о судьбе юбиляра в те годы. Считалось, что районный журналист Евтушенко трансформировался естественным образом в сочинителя приключенческих книг, пописывал стишки, занимался драматургией. Накопив солидный багаж книжных, журнальных, газетных публикаций, удостоился в 1984 году членства Союза писателей СССР. К этому времени было ему уже 55 лет. По мнению одних – поздновато (при таких-то связях и знакомствах), по мнению других – судьба знает кому, когда, за что и сколько».
(Татьяна Брыксина, «Ипостаси: о них, о нас, обо мне»).
Современники вспоминают Анатолия Евтушенко как человека большой энергичности, обладающего способностью завораживать любого собеседника. При этом, в один голос, свидетельствуют о крайне непростом характере писателя, способного на неординарные выходки, граничащие с безрассудством. Вспоминают его резкие слова, которые едва ли можно было услышать из уст других – произносились они на партсобраниях и сессиях горсовета, в «высоких кабинетах», хозяева которых привыкли к покорному, заведомо «виновному» молчанию и робким заверениям «исправиться». К слову, из КПСС А. Евтушенко вышел в 1985 году, хотя до того долгие годы являлся депутатом Фроловского райсовета Волгоградской области.
И в быту, говорят, был А. Евтушенко не простым.
«Он был непростым человеком, прямым, в чем-то упертым, но понятным в главной своей сути. Зайдет, бывало, в кабинет ответственного секретаря, разбросает по столу плащ, кепку, содержимое потрепанного портфеля, то стихи начнет читать, то отрывки из каких-то писем и документов, стул под ним качается, скрипит, голос громкий, тон категоричный, а в глазах нет-нет да и промелькнут тоска, опустошение, боль одиночества. При том, что говорилось им о жизни, о судьбе, о творческих успехах, горькие сполохи в глазах казались минутной случайностью. А боль-то жила в душе! Куда ее спрячешь?
Иногда напрямую жаловался, что многие во Фролово его недолюбливают, считают богатеем, завидуют дому. Позже я прочла в книге Евтушенко «Дон мой дом» следующие строки:
«Построил писатель домишко совсем не как у здешних людей – окна широкие, кровли высокие, наподобие храма, и стал в нем жить-быть да сочинять всякие свои сочинения. Больше всего любил он сад, взлелеянный им вокруг домишки, пчелиный гул над цветами, живой огонь в камине, зеленое вино, бродившее в подвале, свое затворничество и отсутствие гнета власти над его мыслями.
Мимо его строения, как водится, прохаживали разные прохожане. И почитай у каждого из них был свой резон на чужое житье-бытье, свое мнение… Завидев хозяина, они гутарили примерно одно и то же:
– Милый, так никто не строит. Никто. Ни деды наши, ни отцы. Твое строение ни на что не похоже. Оно не смотрится, нарушает видимость наших казачьих традиций. Ни храм, ни курень. Европа какая-то. На два плевка не тянет».
(Татьяна Брыксина, «Ипостаси: о них, о нас, обо мне»).
Во Фролово Анатолий Григорьевич прожил почти тридцать лет, так и не перебравшись в областной центр.
…Анатолий Григорьевич Евтушенко умер 12 марта 2000 года, через два дня после семьдесят первой даты своего рождения.
При подготовке публикации использованы материалы ВОУНБ им. М. Горького
